– Да. В каких пределах дозволено действовать?

– Нет пределов. Делаешь все, что посчитаешь нужным. Понятно, о чем я?

Берг кивнул. Что тут непонятного? Игры в «права человека» закончились лет сто назад, а тут даже и о «человеках» речь не идет.

– Молодец, что не просишь уточнить, – похвалил его шеф. – Понимаешь меру ответственности.

– Если версия подтвердится, что делать с этими… не людьми?

– Я же сказал, обо всем должны знать только двое – я и ты. Ты бывший сотрудник тайной полиции, я – всего лишь косморазведчик. Кто кому должен объяснять?

И это Берг прекрасно понимал. У оперативников тайной полиции существует термин «зачистка». Некоторые субъекты должны исчезать, чтобы у других не возникали ненужные осложнения. Нет человека, нет проблемы.

Неожиданно вспомнилась первая зачистка, в которой он участвовал. Их отдел проводил ликвидацию группы боевиков из ультралевой организации «Красные дьяволята». У террористов был склад оружия на заброшенной гидроэлектростанции, база для подготовки очередной акции устрашения. Там на них и устроили засаду. Берга, как новичка, оставили в прикрытии. Он сидел в кустах над дамбой, наблюдал за пустыми глазницами окон. Одновременно хотелось поучаствовать в охоте и мандраж бил. Прежде ему ни разу не приходилось стрелять в человека по-настоящему, из боевого оружия.

По-видимому, внутри что-то пошло не по плану, раздались крики, громко хлопнула граната, еще одна. Берг подобрался, приготовил оружие. И тут же в проеме окна появился силуэт террориста в черном спортивном костюме. Он двигался к окну спиной, отстреливался. Затем резко развернулся, вскочил на подоконник, присел для прыжка и… Рихард нажал на спуск – сразу, не предупреждая, не предлагая сдаться. Сделал, как учили.

Лишь когда бластер легонько дернулся в руках, он рассмотрел лицо террориста. Это была совсем молодая девчонка, лет пятнадцати-шестнадцати, не старше. И в глазах у нее была не злость, не ненависть, а только страх загнанного в угол зверька.

Выстрел разрезал ее почти пополам, поперек туловища, под ребрами. Рихарда вывернуло наизнанку от вида изуродованного тела и запаха тлеющей плоти. Пришлось взять отпуск на два дня, чтобы очухаться.

Убивать трудно и противно до тошноты только в первый раз. Потом привыкаешь. Он научился видеть в своих противниках не людей, а бешеных шакалов, выродков, недостойных и воздухом дышать. Но то были террористы, а сейчас… Берг непроизвольно коснулся виска и тут же отдернул руку. Сейчас – еще проще. Сейчас его противники уж точно нелюди.

Он посмотрел на шефа:

– Как быть с «Генезисом»? Они наверняка заинтересовались, что случилось на Горгоне. Начнут копать.

– Начнут. – Шеф поморщился. – Этими я займусь, не отвлекайся от основного. Еще какие-то вопросы?

– Нет, все ясно. Разрешите приступать?

Берг поднялся с кресла. Фигуры на доске расставлены, черные готовы сделать первый ход.

Елена Коцюба. Земля, Санкт-Петербург, 1 августа

Разыскать Маслова оказалось нелегко. Елена потратила на это половину предыдущего дня. Личный виз бортинженера был отключен, на сообщения он не отвечал, постоянного места жительства на Земле не имел с тех пор, как в косморазведку подался. А их общие знакомые, которых Елена сумела вспомнить и найти, только руками разводили в недоумении. Нет, не видели вообще этим летом. Или: да, звонил (приезжал, встретились мимоходом) неделю (две, три) назад, но где он сейчас, не знаем. Бортинженер словно растворился.

Когда Медведева начала звать ужинать, Елена сдалась. Решила слетать в Киев, благо Коновалец сидел дома и никуда из своей берлоги исчезать не собирался. Особого толка от этого визита она не ждала, но что-то лучше, чем ничего. И тут Маслов позвонил сам:

– Привет. Ты меня искала?

Видеорежим бортинженер включать не захотел, тогда Елена и свой отключила в отместку.

– Искала. Поговорить надо. Ты где обитаешь?

Он помолчал. Затем поинтересовался в ответ:

– А ты где?

– Я в Крыму, у Медведевой.

– Гостишь или по делу?

– Гостю по делу.

– Понятно. Кто там есть из наших?

– Вероника. Ты сможешь приехать? Здесь удобно будет все обсудить.

– Лучше ты ко мне приезжай, в Питер. Встретимся завтра, в двенадцать ноль-ноль. На пересечении Литейного и Захарьевской кафе есть, «Большая Медведица». Жди меня там.

Ни возразить, ни переспросить она не успела, Маслов отключился.

Елена вылетела в Санкт-Петербург рейсом на 7.30. Бывать прежде в этом городе ей не доводилось, и, где может находиться Захарьевская улица, она понятия не имела. Поэтому не стала усложнять себе жизнь: взяла на аэровокзале такси, назвала адрес и в начале одиннадцатого была на месте.

До назначенного времени следовало себя чем-то занять. Например, побродить по улицам, позаглядывать в витрины магазинов, – иногда это помогало отвлечься от тревожных мыслей. Она и не заметила, как вышла на набережную. Остановилась, перегнулась через парапет. Удивилась: это и есть Нева? Река текла медленно, как будто одетые в камень берега давили на нее. Казалось, и вода скоро остановится, застынет, окаменеет.

Елена вздрогнула от неожиданной ассоциации. Вспомнилось, как Андрей рассказывал миф о Горгоне. «Тот, кто имел несчастье встретиться с ней взглядом, превращался в камень». Да, тогда это показалось смешным. А теперь не смешно. Теперь превращаемся…

Она отогнала жуткое сравнение, постаралась переключиться на другое: Андрею в гостиницу так и не позвонила! Забыла… Позвонить сейчас? А что сказать? Нет, прежде надо разобраться с происходящим. Если все закончится благополучно, то объясниться с Андреем будет не сложно. Простит, куда денется. Он же любит! А если окажется, что… Тогда ни Андрей, ни любовь его значения не имеют.

Она развернулась и быстро, почти бегом, заспешила прочь от серой страшной реки.

В Санкт-Петербурге жарко было почти как в Крыму. С утра этого не замечалось, но пока она гуляла, солнце поднялось в зенит. Благо хоть в кафе оказалось прохладно. Елена выбрала столик в уголке, осмотрелась. Кафе, вопреки названию, оказалось крошечным, но уютным. И посетителей почти не было, лишь за крайним столиком три девицы, по всей видимости, студентки, ели мороженое. Обсуждали что-то смешное – то и дело кафе заполнял звонкий хохот. Так и она когда-то… В прошлой жизни, семь лет назад.

После прогулки по солнцепеку и обжорского медведевского завтрака есть не хотелось. Елена заказала только порцию мороженого со сливками, тертым шоколадом и кусочками свежих фруктов. Вкусно и полезно. Откуда появился Маслов, она не заметила, – то ли прохлада кондиционированного воздуха расслабляла, то ли мороженым увлеклась. Бортинженер плюхнулся на стул напротив, буркнул:

– Привет.

В белых холщовых брюках, белой рубахе, он весь казался блеклым, выцветшим. Больным.

– Надо понимать, у тебя все в порядке. – Маслов кивнул на вазочку с мороженым. – А как дела у Вероники?

Елена помедлила с ответом.

– А ты не догадываешься, как у нее могут быть дела?

– Догадываюсь. Ты об этом хотела поговорить?

– Не только. Еще о том, что случилось в последний день.

– И у тебя проблемы с памятью появились? – Маслов кисло улыбнулся.

– Угу. – Коцюба поспешила проглотить большой кусок мороженого, словно хотела продемонстрировать, что других-то проблем у нее нет.

– Хорошо, поговорим. Не здесь, конечно. Видела гостиницу напротив? Доедай свою… пищу и поднимайся ко мне в сто пятьдесят шестой номер.

Встал и быстро вышел из кафе.

Пожалуй, проглоченный кусок оказался слишком большим – от холода горло свело судорогой. Елена поковыряла в вазочке, но мороженого больше не хотелось. Не лезло оно в нее.

Маслов ждал. Едва Коцюба нажала кнопку звонка, как он открыл дверь, быстро пропустил внутрь и защелкнул замок.

– Прячешься? – поддразнила его Елена.