— Ты можешь поцеловать женщину, и это не будет означать, что ты просишь разделить с ней д’айри?

— Да.

Девушка отодвинулась было в сторону, но тут же передумала, вернулась на место. Давид догадывался, что означает это ёрзанье, и мысленно попросил, чтобы она не решилась. Но Тассит решилась:

— Дади, а меня ты бы мог… поцеловать? Просто так, это не д’айри! Как будто я женщина твоего племени.

Правильнее всего было бы ответить «нет» и привести кучу аргументов. Но тогда хрупкий, едва уловимый мостик, начинающий строиться между ними, рухнул бы, и противостоять хозяевам этого мира пришлось бы в одиночку. К тому же он не хотел говорить это слово!

— Да.

Давид облизнул мгновенно высохшие губы. Лицо Тассит было близко, не требовалось никаких усилий, чтобы дотянуться до него. Лишь податься вперёд.

Её губы оказались непривычно маленькими и твёрдыми. И вкус был иной, чем во сне, слегка горьковатый, терпкий. Решившись, он осторожно провёл по ним языком. Девушка не отстранялась, но и не старалась проявить инициативу. Подчинялась его движениям, затаила дыхание, закрыла глаза. Рука Давида невольно легла на её бедро в бархатисто-мягкой шерсти. Это добавило ирреальности ощущениям. Тассит еле заметно вздрогнула, напрягаясь ещё сильнее. Она боялась того, что происходило между ними, и… хотела продолжения. Давид чувствовал, как приоткрываются губы под нажимом его языка, как тело девушки подаётся вперёд, а голова запрокидывается…

За стеной бабахнуло, окошко сверкнуло белой вспышкой. Ойкнув, Тассит отпрянула, боязливо оглядываясь.

— Как темно стало! Нужно светильник зажечь.

— Да. Сейчас ливень начнётся.

Ароян был благодарен неожиданной грозе за эту темноту и за то, что поцелуй оборвался. Что Тассит не успела почувствовать и заметить, как предательски приподнялся подол его туники. Кажется, он чуть было не зашёл дальше, чем следовало. Их поцелуй переставал быть дружеским, превращался в прелюдию к… д’айри? Но ведь это не психофильм, не игра с воображением!

Желтовато-белый огонёк фонаря осветил комнату. Девушка опять присела рядом. Но не так близко, как минуту назад.

— Дади…

— Что?

— Это… было похоже на поцелуй с женщинами твоего племени? С Русит?

— Не совсем. Ты ведь не такая, как наши женщины. А… — он хотел спросить то же самое, но вовремя опомнился — девушке сравнивать не с чем. Вместо этого добавил: — Это похоже на волшебный сон.

— Тебе было приятно?

— Да. А тебе?

Можно было и не спрашивать. Он ведь чувствовал трепет её тела под пальцами, покорную податливость губ… Тассит коротко дёрнула головой и поспешно уточнила:

— Но ведь это не д’айри?

— Нет! Конечно, нет!

* * *

Изменил поцелуй что-то в их отношениях? Внешне — нет. Они не пытались повторить его ни в тот день, ни позже. Старательно делали вид, что ничего не случилось, что всё остаётся по-прежнему.

Но это лишь внешне. Давид умел быть до конца честным с самим собой и понимал, что никогда впредь Тассит не станет всего лишь инопланетянкой, соседкой по дому, товарищем по несчастью. В языке кхиров было слово для обозначения чувств, которые они испытывали друг к другу: «айри». И в его родном языке было подходящее слово. Только Давид боялся произносить его даже мысленно. Их поцелуй длился едва ли полминуты, но этого оказалось достаточно, чтобы в душе что-то рухнуло. Стена, которой он отгораживался от чужого мира? Да, теперь этот мир казался не более чужим, чем Остин, Иерусалим, Шао, Рияд и другие заселённые человеческими расами планеты.

Психологический эксперимент ртаари явно близился к удачному завершению, но Арояну было на это наплевать. Сбудутся ли коварные планы королев, отныне стало неважно. Значение имела лишь судьба Тассит. Давид пока не знал, как уберечь девушку от бездны отчаяния, но понимал, что не позволит ей «остановить тхе-шу».

Запасов п’эха хватило всего на три «сеанса». И каждый раз утром, лёжа в постели, Давид мысленно сравнивал двух женщин, ставших для него близкими в этом мире: Русану и Тассит. Кого бы он выбрал, если бы это право предоставили ему? Кто был ближе и понятнее, с кем бы решился поделиться сокровенными мыслями и фантазиями? Чьи эмоции он чувствовал лучше?

У Орелик имелось неоспоримое преимущество — она человек. И… всё. Это преимущество было единственным, и с каждым днём его значимость сокращалась. Нет, Русана вовсе не стала ему безразлична, он волновался о судьбе подруги не меньше, чем прежде. Но… не скучал по ней, не тяготился её отсутствием. Орелик вновь стала тем, кем была всегда — товарищем по экипажу. В глубине души Ароян радовался тому, что её нет рядом, что не нужно делить с ней комнату. И постель.

Поцелуй сделал ещё одно. Давид перестал ощущать себя чужаком, одиноким и затерянным в этом мире. Полминуты вполне хватило, чтобы всё изменить. Не оттого ли внутренняя стена исчезла так легко, что барьер между ним и обитателями Шакха был иллюзорным? Да, преграды имелись. Различие в анатомии и физиологии, в законах и обычаях, в мировоззрении и привычках. Но много ли значило всё это? Кхиры знали, что такое любовь, дружба, верность, самоотверженность, милосердие. Внутри они были такими же людьми, как он сам.

Но внешние преграды, как ни малы они казались, всё же оставались преградами. Давид понимал, что сделать окончательный выбор пока не в силах. Мысленно он мог быть близок с Тассит до конца, мог наслаждаться ею в своих снах. Но перенести эти отношения в явь... Да и нужно ли? Зачем рисковать тем, что есть между ними? Их айри не суждено перерасти в д’айри, лучше и не пытаться.

[1] Стихи Натальи Федоренко

Глава 20. Лето Кхарита

Лето набрало полную силу. Шагар подходил к концу, готовясь уступить место самому жаркому времени года — харрару. Ачи прибегали мокрые с головы до ног: купались в озёрах, разбросанных по долине. Давид завидовал им. Крохотную ванну не сравнить с озером, а в водопаде, питаемом подземными ключами, вода не успевала прогреваться, прохладное облачко водяной пыли, висящее над гротами, годилось в качестве кондиционера, но не душа. Закрывая глаза, Ароян всё чаще видел колышущуюся гладь далёкого океана. И когда послеобеденный зной в который раз начал плавить мозги, заставляя прервать совместное чтение, он спросил, неожиданно для самого себя:

— Тассит, ты когда-нибудь купалась в океане?

Вопрос застал девушку врасплох. Несколько секунд она удивлённо молчала. Потом ответила:

— Даже не видела его никогда. Я ведь арт. Океан далеко от тирча, а женщинам не подобает гулять по лесу. Но я знаю, какой он: огромный, до самого неба, и солёный. Все рта Джасжарахо купались в нём.

— А здесь? Я видел озёра, когда мы шли в ц’Аэр. Они небольшие, но достаточно глубокие, можно плавать. Или для арт запрещено мыться вне дома?

— Кто станет запрещать мыться? — засмеялась такой очевидной нелепице Тассит. — Смотрительницы ходят на озёра.

— И ты ходила? Тебе понравилось?

Девушка смутилась. Неуверенно пробормотала:

— Жуби ходил часто…

— А ты?

— Арт не должна сама удаляться от дома.

Дальше не стоило и продолжать: бывший смотритель «хархи» с собой не приглашал. Арояну захотелось немедленно исправить несправедливость:

— Мы можем пойти вдвоём.

— Вдвоём? Тебе не будет противно, когда увидишь меня голой?

Давид фыркнул. Как крепко вбили девочке в голову комплекс неполноценности! Ни разговоры, ни тот поцелуй, не избавили от него до конца.

— Да нет же, я говорил тебе! Много раз.

* * *

Они отправились сразу после обеда. Ачи с готовностью побежали следом, показывали дорогу. Давид не сомневался, что озеро найдёт и без посторонней помощи. Но волосатики так искренне радовались желанию «взрослых» разделить игры с водой, что прогнать их язык не поворачивался. Да и… Откровенно говоря, неловко было бы обнажаться, оставшись с девушкой наедине. Когда предложил, не подумал о том, что купальные костюмы у кхиров не изобретены.