Мягкая кровать, на которой они сидели, и эта комната, и дом над морем, и само море – вся Земля, такая понятная и надежная, – вдруг растворились, и Елена рухнула в бездну. В бездну, где не было ничего, кроме рыжевато-бурой раскаленной пустыни и надвигающейся алой стены…
Часть II. Под взглядом Горгоны
Рихард Берг. Земля, столица Европейско-Российского Союза, 31 июля
Город встретил Берга привычной повседневно-деловитой суетой. Сорокадвухмиллионный мегаполис, столица державы, раскинувшейся от Атлантики до сибирской тайги, ото льдов Арктики до теплого Средиземного моря, всегда, с самой первой их встречи, когда он, двенадцатилетний мальчишка, приехал с классом на экскурсию, поражал Рихарда невероятным сочетанием монументальности и легкости, почти воздушности. Белые шпили небоскребов и широченные бульвары, многоуровневые эстакады и тенистые парки с голубыми озерами, – все здесь было прекрасно. Самый лучший город лучшей страны на Земле.
Город, получивший имя Аркадия, начали строить в конце XXI века, и роль ему была отведена – стать столицей Единой Земли. Однако, как говорится, не срослось.
Неудачное время выбрал Ларсен для своего подарка человечеству. Транснациональные корпорации заканчивали перестраивать миропорядок по своему разумению. Всего полгода назад последний президент Соединенных Штатов сложил полномочия, объявив о «завершении эры территориально-национальных государств». Рушились последние форпосты евразийских традиционалистов. Власть над планетой, казалось, неотвратимо переходила в руки Совета Директоров Мирового Консорциума. Ларсен верил, что его нуль-реактор, источник неисчерпаемой, дешевой и общедоступной энергии, откроет перед «единым обновленным человечеством» век благоденствия. Он был ученым, а не политиком. Он ошибся.
Вместо золотого века человечество получило хаос. Системы энергетического, финансового, продовольственного сдерживания рухнули почти в одночасье. Потеряли свое значение энергоносители и средства их доставки, стали рентабельными опреснение морской воды и рекультивация земель, синтез белков и углеводов. Осознание, что никто ни от кого не зависит, что самый маленький царек может построить для себя отдельно взятый рай, стало глобальным наркотиком для цивилизации. В этом новом мире единственным весомым аргументом оказалась военная сила, а веским поводом для войны – нетерпимость и различие мировоззрений. Ведь в эпоху биологического, кибернетического и нуклонного оружия побеждает не более сильный, а менее уязвимый, маленький, умеющий прятаться и бить исподтишка. Вместо золотого века человечество получило технофеодализм.
Третья мировая война не походила на две предыдущие. В ней не было линий фронтов и направлений главных ударов, решающих сражений и громких побед. Военных союзов в ней тоже не было: каждый воевал против всех, невозможно было предугадать, где полыхнет очередное противостояние и чью сторону примет завтра та или иная ЧВК. От стратегических ядерных вооружений человечество избавилось еще в середине XXI века, а заодно – от страха самоуничтожения. Потому теперь не стеснялись использовать все, что есть. В хаосе «нового мира» сгорали города и вымирали народы, а война все продолжалась, и продолжалась, и продолжалась. В ней нельзя было победить – пока есть, кого побеждать. Но и остановить ее, договориться, когда никто договариваться не хочет и каждый прав своей собственной, отдельно взятой правдой, не получалось.
Спасение пришло, откуда не ждали. Почти одновременно появились на свет схема якорных станций, способных обеспечивать синхронизацию точек входа-выхода с приемлемой для практического использования вероятностью, и принцип стасиса, позволяющего каждому выполнять гиперпереход без риска для жизни и здоровья. Когда последняя звездная экспедиция несуществующего уже Европейского Союза открыла землеподобную планету, интерес это вызвало скорее теоретический. Но теперь оказалось, что двери Дальнего Космоса распахнуты для человечества. И если в Галактике достаточно планет, пригодных для колонизации, то зачем цепляться за одну-единственную? Впервые в своей истории люди – все люди одновременно! – подняли глаза к звездам.
На смену десятилетиям хаоса и войны всех со всеми пришла космическая гонка. «Космоконкиста» вернула на Землю пусть хрупкий, но мир. Войны, и обычные, и кибернетические, стали непозволительным растранжириванием ресурсов. Вновь начали вестись переговоры, подписываться соглашения. На острове Святой Елены, провозглашенном «Вечно Нейтральной Территорией», собрался Всемирный Совет – жалкое подобие некогда существовавшей Организации Объединенных Наций. Но лучше что-то, чем ничего. Бывшие противники старались выиграть время, успеть найти как можно больше подходящих планет, «застолбить» локальные пространства, построить якорные станции для переброски людей и техники, начать терраформирование, колонизацию, переселение. Мир начал преображаться. Маятник качнулся в обратную сторону, эпоха безличных ТНК осталась в прошлом. Первым воспрянул выживший, хоть и потерявший треть населения Китай, втянул в «сферу влияния» ближайших соседей, демонстрируя, что территориальные государства – вовсе не «отжившее прошлое». На юге воскресла и начала расширяться Арабская Лига, жестоко покончившая с непримиримыми фундаменталистами ради технического прогресса и выживания. Ощущая подступающую с двух сторон угрозу, поспешно объединилось Индийское Королевство. Теряющий власть над миром Консорциум мертвой хваткой вцепился в Американский континент, попутно прихватив Австралию, Антарктиду, Южную Африку и Британские острова. Российская Федерация вновь вернула свои былые национальные окраины, а затем, поднатужившись, впитала уцелевшие осколки Европы, ставшей самым ожесточенным театром боевых действий недавней войны. Среди этих осколков нашлась и заброшенная когда-то, опустевшая Аркадия. Новая держава получила название Европейско-Российский Союз, или кратко – Евроссия; Аркадия после недолгих дебатов стала его столицей. Впрочем, теперь это название никто не употреблял, слишком уж оно напоминало о несостоявшемся золотом веке. Город, не мудрствуя лукаво, называли по его «должности». Лучший город лучшей страны на Земле… Существовать которому оставалось от силы полвека.
Впрочем, пока что ничего не указывало на предстоящее запустение. Столица работала и отдыхала, управляла и веселилась. Рихард любил этот город. Восхищался им, когда в детстве приезжал на экскурсии, позже, когда доводилось бывать здесь в командировках, и сейчас, когда стал его жителем. Огромный город давал ему ощущение собственной значимости и необходимости. Это могло показаться странным, но это было так. Когда он бродил по вечерним бульварам и площадям, среди толп смеющихся, о чем-то разговаривающих друг с другом или погруженных в личные проблемы людей, он ощущал, что не зря живет в этом мире. Он был одним из тех, кто оберегал его.
Рихард Берг, старший офицер Службы Безопасности Космофлота, инспектор по особо важным делам, воинское звание полковник. Тридцать четыре года, женат, дочь четырех лет. Рост сто восемьдесят сантиметров, вес семьдесят восемь килограммов, атлетическое телосложение, глаза серые, волосы светлые. Особые приметы – шрам на левом виске. Все это было записано в досье Берга. Шрам он заработал десять лет назад, когда служил в тайной полиции, во время ликвидации группы Алима. Миролюбивая Евроссия то и дело становилась мишенью для террористов всех мастей, «революционеров» любых идеологических раскрасок. Хотя какая идеология у террористов? Сбесившиеся шакалы больше заслуживали права называться людьми, чем эти подонки, – Рихард в этом не сомневался. Шайку Алима, на которую он вывел полицию, работая под прикрытием, накрыли удачно, без шума и суеты. Но главарь успел-таки понять, кто их «сдал», выхватить пистолет и выстрелить. Он был метким стрелком – с двадцати шагов, навскидку попал Рихарду в висок. Но пуля по какой-то прихоти судьбы не раскроила оперативнику голову, а, срикошетив от височной кости, завязла в стене. В госпитале врачи лишь качали головами и бормотали невнятное о чудесном везении. Берг отделался контузией и шрамом на том месте, где пуля содрала плоть с черепа.