Ее логические умопостроения оказались верны: смерть остававшихся в лагере участников разведгруппы с «пенным облаком» была не связана. Вероника, Маслов, Коновалец погибли от инфразвука, вызванного низкочастотным резонансом сейсмоудара. Она их убила, пусть непреднамеренно, но убила. Однако убийство товарищей оказалось не самым страшным из того, что она умудрилась натворить. Не случайно на Горгоне нет землетрясений и ураганов! Наверняка она и от метеоритов каким-то образом защищена. «Удивительно тихая планета»… Сейсмоудара петрографа вполне хватило, чтобы активизировать артефакт. Она, Елена Коцюба, сумела «вступить в контакт» со сверхцивилизацией, рядом с которой люди выглядели не муравьями даже, так, амебами. «Благодаря» ей «амеб» заметили. И начали над ними… экспериментировать?

Для начала оживили умерших, хотя бы на время. Затем подменили одни события другими – не только в человеческой памяти, но и в кодированных голокристаллах регистрирующей аппаратуры. А что они еще сделали? Что могли сделать? Да все, что угодно! И то, что с ней самой заметных метаморфоз пока не происходило, Елену радовало мало. Потому что ключевым словом было «пока». Она ведь тоже побывала внутри «облака», в этой лаборатории чужаков. «Нет никакой соломинки! Ты – следующая!»

Уже в Симферополе она сообразила, что через несколько минут увидит Нику, которую убила собственноручно. И вынуждена будет взглянуть в ее серые, широко распахнутые глаза… мертвые, остановившиеся. Боже, еще и это испытание! Картинка из сна-кошмара таким ознобом шарахнула, что Елене захотелось развернуться и бежать на край света.

Поздно! Аэротакси снижалось над бетонной площадкой у дома, белым пятном выступившего из черноты южной ночи.

Ярослава перехватила ее в дверях холла.

– Добрый вечер, Лена!

– Привет.

Она хотела прошмыгнуть мимо, наверх, к Веронике. Раз уж придется исповедаться, то лучше сразу. Как со стометровой вышки вниз головой.

Но Медведева не пропустила. Мягко, но властно поймала ее за руку:

– Пойдем-ка со мной!

Она буквально силой затащила Елену в гостиную, заставила сесть:

– Ты уж извини, что я с дороги тебе не предлагаю ни умыться, ни поужинать. Но думаю, сейчас для тебя самое главное – выговориться.

– Я хотела сначала…

– …поговорить с Вероникой? Я поняла, поэтому и остановила. Чтобы не напороть горячки, попробуй сначала рассказать мне. Что случилось в Санкт-Петербурге?

Елена отвела взгляд. Откровенничать с Медведевой в ее планы не входило. Перед ней-то она ни в чем не виновата! Ни перед ней, ни перед Круминем. Командир сам в ловушку сунулся, это Маслов правильно сказал. Увел бы шлюпку сразу на корабль, ничего бы и не случилось. И с ней бы ничего не случилось…

Выскользнувшая откуда-то мысль была такой гаденькой и подлой, что Елена скривилась от отвращения к себе. Получается, она не только дура, но и подлая тварь? Ищет, на кого переложить часть вины? Она кивнула, не поднимая глаз:

– Хорошо, слушай…

Она постаралась передать разговор с Масловым слово в слово, не опуская эмоциональных высказываний бортинженера. Она тянула время, страшась перейти к самому важному. Потому что догадка, произнесенная вслух, больше не будет догадкой. Станет приговором.

Медведева выслушала ее молча, пожала плечами:

– Степан испугался, чему ты удивляешься? Он умный, трезвомыслящий человек, он сразу понял, что его ждет. Вполне предсказуемая реакция. Но на тебя-то с чего его истерика так подействовала? Тебя ведь трясет всю. Почему?

Нужно было собрать волю в кулак и сказать: «Потому что я вспомнила!» Потом будет легче, опора исчезнет из-под ног, и останется только полет в бездну. Но Елена слишком долго пыталась сжать этот свой «кулак». Медведева поняла сама:

– Ты вспомнила, что видела в пещере!

Словно толчок в спину. И Елене осталось только произнести короткое «да»…

Когда все было сказано и черная вода омута сомкнулась над головой, она решилась поднять глаза. Медведева сидела прямая, натянутая как струна, неподвижная. Словно сама пыталась пережить услышанное. Минуты две прошло, не меньше, прежде чем она расслабленно откинулась на спинку кресла, взглянула на рассказчицу.

– Теперь понятно, из-за чего ты вернулась такая убитая. Но учти – то, что ты нашла в пещере, это одно, то, что случилось с ребятами, – другое. Ты сама установила связь между этими двумя событиями.

– Но…

– Не перебивай! Мы не можем проверить, связаны события в кратере с твоими действиями в пещере или нет. Если и связаны – сейчас это не важно. Не сейсмоудар, так что-нибудь другое случилось бы. Главное, мы теперь точно знаем, что столкнулись не с природным феноменом, а с целенаправленным воздействием артефакта сверхцивилизации. И должны понять, что с этим воздействием делать. А кто виноват… Это вопросец несвоевременный и никому не интересный. Ты хочешь пойти к Веронике и рассказать, что благодаря тебе она умерла мучительной смертью, затем воскресла и, возможно, умирает во второй раз, еще более мучительно и страшно? Молодец, благородно. Нашла способ хоть отчасти успокоить свою совесть. А ты никогда не пыталась задуматься о том, что чувствуют находящиеся рядом люди, когда ты поступаешь честно и благородно?

– Но ведь это чистая правда…

– Правда? Кому нужна такая правда! Правда, девочка, не может быть чистой. Правда – это грязь, кровь, боль и слезы. Ради правды людей миллионами превращали в прах. Нет, Лена, чистой бывает только ложь. Ложь, помогающая уменьшить страдания человека, хоть на миг сделать его счастливым. Что, по-твоему, должна почувствовать Вероника после такого рассказа? Она и за тебя должна переживать, за твои угрызения совести? Ты хоть осознаешь, что она любит тебя? Настолько любит, что дочь оставила, лишь бы быть рядом с тобой? Ты вообще понимаешь, что такое любовь?

– Я тоже люблю Нику…

– Перестань! Мне врать не нужно. Любить ты не умеешь и никогда не умела. Разве что саму себя. Да, ты можешь быть хорошим другом, верным, надежным – потому что тебе нравится быть такой. Тебе нравится, чтобы тобой восхищались. И чтобы тебя любили! Так если не умеешь сама, хоть цени тех, кто это умеет! Считайся с их чувствами, а не только со своими.

Елене казалось, что ее лицо пылает огнем. Никогда никто не макал ее так глубоко в собственное… И от этого хотелось орать, хотелось спорить, брызгая слюной и топая ногами. Только бесполезно спорить. Потому что Медведева говорила правду.

Ярослава замолчала на мгновение, затем подвела итог разговору:

– Ты ничего не расскажешь Веронике о находке в пещере. И тем более не расскажешь о своих выводах. Понятно?

– Да.

– Вот и отлично. А сейчас – марш в душ, потом в столовую. Буду кормить тебя ужином. Проголодалась, наверное?

– Нет.

Жар внезапно сменился ознобом – Елена сообразила, что ничего не ела после того мороженого. Не ела и не хочется. А ведь это характерный признак. Началось?!

Она испуганно посмотрела на Медведеву:

– Подежуришь ночью у меня? Я боюсь, что…

– И не подумаю! – оборвала ее та. – Аппетит у тебя пропал из-за стресса: не каждый день инопланетян встречаем. Так что успокойся. Не хочешь ужинать – и не надо, сходи на море, искупайся, это очень хорошо успокаивает. К тому же на завтра шторм обещали, так что лови момент. Только не заплывай далеко, ночь на дворе.

Внизу, на пляже, огороженном глыбами утесов и двухметровым парапетом террасы, было совсем темно. Дом из белого камня смутным силуэтом возвышался за спиной, в крайнем окошке первого этаже горел свет: Медведева пила вечерний чай по раз и навсегда заведенному распорядку. Елене жутко стало: да как же так можно?! Откуда взять столько силы и выдержки?

Она расстелила полотенце на неостывшей еще гальке, подошла к воде, осторожно попробовала ее ногой. Вода и впрямь была теплая и спокойная. Не верилось, что через несколько часов придет шторм.

Она постояла с минуту в раздумье, затем решительно стянула одежду, бросила рядом с полотенцем, разбежалась и сиганула в воду.