Она села, с удивлением обнаружив, что одета в льняную ночную рубаху, явно чужую – такого белья она отродясь не носила. Повернула голову к окну. За окном цвел олеандр, виднелся забор из дикого камня. Елена наконец вспомнила, где находится: это же дом Медведевой!

Обрывки ночного кошмара еще клубились в голове, и она потерла руками лицо, стараясь прогнать его поскорее. Но явь была ничем не лучше. Вспомнилось, что Медведева должна была остаться здесь на ночь, проверить, не происходит ли и с ней, Еленой, то же самое, что с Вероникой. Но сейчас хозяйки дома в комнате не наблюдалось. Что это означает? Да или нет?!

Она вскочила с кровати и, не переодеваясь, босиком выбежала в коридор. Где может быть Медведева? Ее спальня – тут же, на втором этаже, через одну комнату. Елена кинулась туда, распахнула дверь, не спрашивая разрешения.

Хозяйка стояла перед зеркалом, расчесывала мокрые волосы. Как всегда подтянутая, в аккуратно выглаженной блузе оливкового цвета и прямой юбке в тон. Увидела в зеркале немой вопрос на лице гостьи, улыбнулась:

– Доброе утро! Как спалось?

– Ну что? – выпалила Елена вместо ответного приветствия.

– Все в порядке. Сидела с тобой, пока рассвет не забрезжил. Спишь ты, как и положено человеку: не светишься, не остываешь, дышать не перестаешь.

Облегченно выдохнув, Елена упала в кресло.

– Что, боялась? – участливо поинтересовалась Медведева. – Вчера долго ворочалась, не засыпала.

– Боялась. А ты разве не боишься?

– Боюсь, а как же. Мне за всех бояться приходится. – И тут же перевела разговор на другое: – Море сегодня хорошее, тихое. Я уже поплавала, сходи и ты окунись, пока я завтрак приготовлю.

– А где Вероника?

– Внизу, возле бассейна. – Медведева вздохнула. – Она тихая стала, как мышка. Забьется куда-нибудь в уголок и сидит молча часами.

Столовая у Медведевой располагалась на первом этаже. Эта комната была угловой, так что одно окно выходило на море, а два других – в садик за домом, тот самый, что заканчивался беседкой над обрывом. Окна были распахнуты, и за ними шелестел листиками маслин утренний бриз.

Протянувшийся от стены до стены обеденный стол был такой длинный, что за ним запросто разместилось бы человек двадцать. Но в этот раз здесь завтракали лишь трое. Вернее, двое: Елена и Ярослава, – Вероника сидела рядом «за компанию». Бифштекс с яйцом, жареный картофель, салат из огурцов и помидоров, апельсиновый сок, – Елена только вздыхала, разглядывая тарелки. Завтракать она привыкла сэндвичем и чашечкой кофе, но, как говорится, в чужой монастырь… К тому же пахло это изобилие весьма аппетитно и, наверняка, было не менее вкусным, чем сырники, которыми хозяйка потчевала на ужин. Елена сама не заметила, как умяла их двойную порцию – и за себя, и за Нику, – хотя очень волновалась перед ночным «экзаменом». А может, именно потому, что волновалась? Отсутствие аппетита – это ведь симптом, а у нее аппетит не пропал, совсем наоборот. Правильно говорят: утро вечера мудреней. Утренняя свежеть, море, а главное, «сданный на отлично экзамен» заставили вчерашние страхи отодвинуться и потускнеть. Тут же вспомнилось, каким обиженным уходил Андрей. Елена подумала, что надо бы ему позвонить, узнать, как он устроился в гостинице. Ладно, попозже. Это сейчас не самое важное, это успеется.

Бифштекс и впрямь был хорош. Тщательно отбитое, в меру прожаренное мясо с ароматными специями, названий которых Елена не знала, таяло во рту. Всем известно, что Медведева хорошо готовит, на каждом корабельном празднике пилот становилась шеф-поваром. И когда они с Круминем отмечали новоселье, потчевала гостей настоящими домашними блюдами. Но одно дело готовить на праздник, и другое – заниматься этим каждый день. Елена бы так не смогла. Да она бы и на праздник не смогла. Они были знакомы три года, и в которой раз Елене приходилось признавать, что она не знает, не умеет и малой доли того, что у Медведевой получалось с легкостью. Хуже всего – сама Медведева это тоже прекрасно понимала, хоть и не подчеркивала никогда. Старательно играла роль отзывчивой, доброй, внимательной старшей подруги… Елена терпеть не могла старших подруг!

Она покосилась на сидящую рядом Пристинскую. Вероника задумчиво смотрела в окно, но вряд ли видела росшие в саду маслины.

– Ника, съешь хоть кусочек, – предложила осторожно. Было не по себе оттого, что Вероника сидит и ничего не ест. Как и вчера за ужином. – Смотри, какой сочный. Открывай рот. Ам!

– Что? – Пристинская встрепенулась, оторвала взгляд от окна. – А, нет, спасибо, Лена, я не голодная.

– Ты когда ела последний раз, хоть помнишь?

– Последний раз? – Вероника задумалась. – Дома я завтракала, перед тем как к Ярославе уехала, чтобы родителей не пугать. Но это, наверное, не считается: меня тошнило после еды, все назад вывалилось… Ой, извините! Так что получается…

– Если не хочешь, не ешь, – остановила ее Медведева. – Не нужно организм насиловать.

Заканчивали завтрак они молча. Заметив, что тарелка Коцюбы опустила, Ярослава вежливо осведомилась:

– Добавку?

– Ты что! Спасибо, и так много, – запротестовала Елена. И подумала: «Она что, издевается? Как ей самой удается не раскороветь?»

Это был очередной укол зависти. Елена знала: месяц подобной жрачки, и она не влезет ни в одни брюки, ни в одну юбку. Проверено на практике: в юности иногда ленилась, переставала следить за талией и мигом превращалась в безобразную жирную свинью. Так что теперь – диета и постоянные тренировки!

– Если покушали, будем убирать. – Хозяйка поднялась из-за стола.

– Я помогу! – тут же вскочила Пристинская.

– Сама справлюсь, отдыхайте. – Медведева обернулась к Коцюбе: – Я у себя буду, вздремну часок. Так что ты остаешься за старшую. Если что-то понадобится, заходи, не стесняйся.

После завтрака Елена потащила Веронику к морю. Та долго отнекивалась: мол, не брала с собой купальник. Елена тоже оставила плавки вместе с прочими вещами в пансионате. Но дом Медведевой стоял в месте безлюдном и уединенном, пляж закрывали со всех сторон скалы, стесняться здесь было некого. И в конце концов Ника позволила себя уговорить.

Они дурачились, брызгая друг в друга пеной прибоя, ловили креветок, плавали наперегонки, ныряли. Они старались забыть о вчерашнем дне, вернуть прежнюю, такую безмятежную и прекрасную жизнь!

Когда сил плавать и нырять не осталось, выбрались из воды и растянулись на уже прогретой солнцем, но еще не обжигающей гальке.

– Фух, как замечательно! – Ника повернулась на бок, подперла рукой голову. – Молодец, что вытащила меня купаться.

– Да, хорошее место, – согласилась Елена.

– Ярослава бы плохого не выбрала.

Коцюба неопределенно промычала в ответ. Перевернулась на спину, подставляя грудь и живот солнцу. Распорядилась:

– Обсыхаем и уматываем в тень, а то солнце поднимается. Тебе ничего, а я вмиг обгорю.

– Белоснежка. В солярий ходить надо!

– Моя кожа загар не любит.

Несколько минут они лежали, наслаждались теплом и тишиной.

– Когда я была маленькая, – наконец нарушила молчание Вероника, – мы с родителями каждый год выезжали к морю, жили в каком-нибудь пансионате. Мне запомнилось море и золотистый песок: мама любила, чтобы пляж обязательно был песчаным. На берегу везде яркая зелень, все цветет, и до самого горизонта – море. Бесконечное количество воды… Как этот цвет называется, аквамарин? Должно быть, тогда я впервые начала понимать, что такое бесконечность. А ты в детстве любила бывать на море?

– Не очень. Отец и мама редко выбирались отдыхать вместе. У каждого свои дела, свои заботы. И свои вкусы. С отцом интереснее было, мы с ним путешествовали, полмира объездили. Даже на Луне побывали. Вот там я, и правда, почувствовала бесконечность. Немерцающие звезды над скалами, здорово. А мама предпочитала пассивный отдых. Один раз она тайком от отца поехала на курорт для натуристов, – посмотреть, что это такое, – и меня с собой прихватила. Ей не понравилось, а мне – наоборот. Люди не стыдятся естественной красоты человеческого тела. Потом я часто туда ездила, когда в университете училась. Приятное место. Чувствуешь себя по-настоящему свободной без всех этих глупых условностей и предрассудков.