– Закария… Другие мужчины не знают, что я люблю рыбу и яблоки. Не знают, что я мерзлячка и даже летом люблю спать под одеялом. Они бы не поняли, насколько мне дорог старый браслет с деревянными бусинами… – С каждым произнесенным предложением она приближалась к Закарии, пока не остановилась в шаге от него. – Никто другой не стоял рядом со мной, когда я умирала. Если хочешь уйти, я не обижусь, только, пожалуйста, не думай обо мне плохо. Я бы никого не подпустила к себе так близко. Мне не нужен никто… кроме тебя.

Закария стоял секунду, вторую, третью. На четвертой он сорвался с места и заключил ее в крепкие объятия. Поцеловал так нежно, так сладостно, что у Тины закрались подозрения, а не слукавил ли он о своей непорочности. Закария зарылся пальцами в ее волосы и с легкостью распустил косу, в которую она не успела вплести ленту. У нее перехватило дыхание, когда он начал распускать шнуровку на воротнике ее платья.

Они неторопливо разделись и опустились на кровать напротив друг друга. На Тине оставалось лишь тонкое нижнее платье без рукавов, доходившее до середины бедра, а Закария сидел перед ней совершенно нагой и явно не знал, куда деть руки. Тина несмело протянула ладонь и провела пальцем по рисунку на левой груди в виде тонкой спирали.

– Что означают твои татуировки? – спросила она, пытаясь справиться с волнением.

– Служители Ордена по татуировкам читают меня, как открытую книгу. Сколько испытаний прошел, сколько провалил. Какие навыки приобрел.

– Навыки?

– Служители, адепты, мастера – мы необычные люди. Благодаря особым зельям, мы развиваем обоняние, зрение, слух, скорость, выносливость, чувствительность. Неподготовленного человека эти зелья могут убить.

– Чувствительность? Значит, когда я делаю так, – Тина прочертила пальцем линию от его кадыка до пупка, – ты ощущаешь все это острее, чем обычный человек?

Россыпь медовых крапинок в зеленых глазах адепта опасно замерцала. Он перехватил ее руку и прижал к своей груди. Под крепкими, словно гранит, мышцами Тина почувствовала учащенное сердцебиение.

– Да, Тина Эйнар, – прошептал он ей в губы. – Каждое твое прикосновение я ощущаю очень остро… И каждый раз тело перестает подчиняться мне. – Его голос был прерывистым, охрипшим.

И хотя Тина была почти раздета, ей стало жарко. Она невольно опустила взгляд, и в горле тут же пересохло. Закария почти не касался ее; прикосновения же Тины были робкими, стыдливыми и неумелыми, но он все равно был очень возбужден. Она старалась не смотреть туда, но вдруг ею завладел смутный страх.

– Поцелуй меня, – попросила она, потому что была не в состоянии пошевелиться.

Закария притянул ее к себе грубыми мозолистыми руками и прижал к груди. Он был таким же горячим, как и она сама, таким же робким и взволнованным. Его поцелуй – нежный, как дуновение ветерка перед первой весенней грозой, – утихомирил ее внезапно возникший страх, пока пальцы медленно распускали шнуровку на сорочке. Когда ткань соскользнула с плеч, оголяя живот, Закария неторопливо начал целовать ее плечи и грудь. Когда его губы оказались слишком близко к затвердевшему соску, из нее впервые вырвался стон.

Закария замер. Он был очень растерян.

Тина обхватила ладонями его лицо и, коротко поцеловав в губы, прошептала:

– Закария, я не одно из твоих испытаний, что оставят на твоем теле новый след.

– Тина. – Закария обреченно покачал головой. – Ты мое самое трудное испытание, и его прохождение оставит след не на коже, а глубоко под ней.

Тина не совсем поняла, что имел в виду Закария, да это было и не важно, потому что в следующий миг он припал к ее груди и, слегка прикусив, провел по ней языком. Тина содрогнулась всем телом и всхлипнула. Закария снова испуганно отстранился.

– Я сделал что-то не так?

Она с трудом вспомнила, из каких букв состоит отрицательный ответ, но, усомнившись в правильности предположений, лишь покачала головой.

– Я боюсь причинить тебе боль…

Лицо Тины вытянулось в изумлении. Он всерьез считал, что его мягкие как пух прикосновения могли причинить ей боль? Перед глазами мутной пеленой пронеслось воспоминание, как огромный кулак едва не отбил ей печень, потому что она была «никчемной в постели и не состоялась как женщина».

– Закария, ты не можешь причинить мне боль… по крайней мере бо́льшую, чем… – Она запнулась.

Закария приблизился к ней и поцеловал в губы. Этот поцелуй вышел глубже и дольше предыдущих.

– Не надо говорить о нем… Все это в прошлом, – прошептал он, слегка отстранившись.

– И все?

– Что все? – удивленно переспросил он.

– Ты просто сказал мне не говорить… – Тина убрала с его лба темные волнистые пряди. – А как же твой любимый способ заставить меня замолчать? Или ты не прихватил с собой иглу?

Он от удивления даже приоткрыл рот. Его выражение лица развеселило Тину, и она тихонько засмеялась. Через несколько секунд на губах Закарии расцвела неуверенная улыбка, и его плечи затряслись. Тина наслаждалась мягким смехом, который слышала впервые, и смеялась сама уже от чувства легкости и хрупкого счастья.

– Как ты прекрасна, когда смеешься, – произнес Закария, все еще улыбаясь. – Смейся почаще, Тина Эйнар.

– Только если пообещаешь смеяться вместе со мной.

Поборов последние крохи робости и неуверенности, Тина забралась к нему на колени, и он устроился поудобнее, прислонившись спиной к изголовью кровати.

– Опять много болтаешь, – ответил он на ее просьбу и накрыл рот поцелуем.

Его ласки были все еще неумелыми, но он изучал ее тело более уверенно. Скользил губами по взмокшей от пота коже, покусывал чувствительную шею, пробовал на вкус грудь и впивался зубами в худые плечи. Тина постанывала от удовольствия и отвечала ему такими же ласками. Она чувствовала, как твердая плоть касается ее бедер, отчего распалялась еще сильнее. А когда тянущее чувство внизу живота достигло предела, обхватила его рукой и направила в себя. С губ Закарии сорвался громкий, неконтролируемый стон, когда она двинула тазом и прижалась к нему так тесно, как только могла.

– Тина… – Его голос дрожал от возбуждения. – Мне кажется, я не продержусь долго…

Тина посмотрела ему в глаза. Сейчас этот угрюмый адепт теней выглядел таким беззащитным, как будто своими действиями она разрушила все стены, которые он тщательно выстраивал вокруг себя. И эта невольная власть над ним, над его чувствами и эмоциями, подарила ей странное ощущение эйфории. Она широко улыбнулась и, обняв его покрепче, начала медленно двигаться.

Закария с глухим стоном зарылся одной рукой ей в волосы, а другой прижал ее к себе за талию и задвигал бедрами ей в такт. Он покрывал поцелуями каждый миллиметр ее шрама, который она больше не пыталась спрятать под волосами. Его прерывистое дыхание обжигало кожу, оставляя на сердце шрамы совершенно иного рода. Тина готова была расплакаться от того, насколько ей хорошо в надежных и нежных объятиях. Она хотела продлить этот миг как можно дольше. Но Тина знала, что все это временно, что Закария никогда не откажется от своей мести. Знала, теперь уж наверняка, что ее пустое сердце наполнилось любовью к угрюмому грубому адепту, и она была согласна упиваться его близостью, пока судьба давала им такой шанс.

Прижав ее к себе так, будто хотел раствориться в ней навек, Закария издал последний рваный стон, и Тина почувствовала жар, разлившийся между ног. Она устало положила голову ему на плечо и прикрыла глаза, наслаждаясь запахом любимого мужчины.

– Тина… прости меня. – Она открыла глаза и встретилась с его виноватым взглядом. – Я предупреждал, что тебе со мной будет плохо.

– А еще меня дурехой называешь. – Тина слабо улыбнулась и потрепала его по волосам. – Мне еще никогда не было так хорошо.

Закария улыбнулся в ответ. Он уложил ее на подушку и начал целовать шею, медленно спускаясь к груди.

Тина была благодарна Единому, что он не смотрел ей в лицо и не видел, как по ее щекам текут слезы счастья.