Саши размышлял и над этим, и над многим другим. Пока шли через лес, бились с шо-ачи, искали логово, выхаживали девчонку, вновь шли, Рэх-ташши казалось чем-то далёким и не совсем реальным, хоть он и видел её с макушки ортеша. Теперь иных забот не осталось. Они стояли у рубежа, разделяющей землю живущих и землю спящих, и завтра предстояло его пересечь. Когда, как не сейчас, следовало вспомнить весь свой недолгий тхе-шу?
Голову, однако, заполняли лишь события последних дней. Неожиданный вызов в небесный дворец, встреча с Хранительницей, гибель Дади, мгновенный прыжок сквозь весь Кхарит в дни, уже прожитые в ином месте. Затем чудесное появление оружия, молниеносная победа над стаей, непонятное решение Ирис вести за собой слепую калеку. Саши пытался обдумать всё это и не мог. События были необычными, и это объединяло их, связывало в одну цепочку. Конечным звеном которой должна стать Стена Сна.
Тайриш тихонько замурлыкала. Это была песня, похожая на те, что любят петь ачи. Только слов в ней не было. Саши удивлённо уставился на девушку. Хотел спросить, почему в песне нет слов, но перебить не осмелился. Затем сам понял — слова не нужны, потому что в песне нет чётких и ярких образов, которые собеседники стараются передать друг другу. Есть лишь звук, он задевал что-то внутри, что-то, присущее именно тебе. Поэтому каждый слышал его по-своему, и образы у каждого были свои. Саши видел, как улыбнулась Тассит впервые с начала их путешествия. Понял почему — сейчас Дади был жив, лежал в своей спаленке, нежно обнимая жену. Эта Тассит на миг соединилась с той и улыбнулась, почувствовав прикосновение родных ладоней. Ирис, наоборот, хмурилась, кусала губы, пытаясь справиться с чем-то огромным и неожиданным внутри себя. Саши не понимал, что происходит с сестрой, лишь знал, что помочь ей не в силах. Да и не требуется ей ничья помощь.
Он вдруг подумал, что дорога в Рэх-ташши скорее всего станет последней для них. Не планировала Хайса возвращение, во всяком случае, тем же путём. Им с сестрой хватит сил спуститься на дно ущелья и опустить на канатах спутниц. Но вскарабкаться обратно — вряд ли. Оттого и думать об этом не следует.
Замолчала Тайриш так же неожиданно, как и начала петь. Слабеньким, срывающимся голоском спросила:
— Можно, я буду спать?
Это вышло так по-детски, что Саши внезапно осознал: девушка ненамного старше его. Нет, младше! Она так и осталась тринадцатилетней. Годы, проведённые в логове шо-ачи, не позволили ей нормально взрослеть. Ещё он понял, что Тайриш была красива когда-то, только похитители почти ничего от её красоты не оставили. Так что сейчас её тело вызывало жалость, а не желание д’айри.
Саши, Ирис и Тассит спали по очереди. Место здесь, на самом краю земли живых было жутковатое, поэтому решили, что кто-то должен дежурить у костра. Однако ночь прошла тихо, даже слишком. С востока, со склонов к’Эхира иногда доносились голоса ночных обитателей леса, зато из ущелья и плато за ним — ни звука. Женщины вряд ли обратили на это внимание, но Саши мёртвую тишину отметил.
С рассветом они наскоро позавтракали и начали спуск. Верхнюю ступень одолели быстро. Первой опустили на канате Тассит. Было немного боязно — не известно ведь, какая опасность могла ожидать внизу. Но с высоты тридцать метров неширокий скальный выступ просматривался отлично, поэтому рискнули, так как спускать спутниц в одиночку Ирис было бы тяжело. Затем отправили вниз Тайриш и спустились сами. Вторая ступень была невысокая, и тоже затруднений не вызвала. Но дальше спуск замедлился. Расстояние между террасами увеличивалось, сами они делались всё более узкими и ненадёжными, да и усталость в плечах и руках накапливалась. Пришлось сделать первый привал, второй, третий. День перевалил за середину, а они всё ещё были на стене. И чем глубже опускались, тем мрачнее становилось вокруг, как будто вечер уже наступил. Со дна ущелья всё явственнее тянуло холодной сыростью, запахом плесени и гнилью. Когда Саши спрыгнул на нижнюю террасу и, переведя дыхание, шагнул к её краю, к облегчению примешалась изрядная доля тревоги.
Подножие стены оканчивалось в двух десятках метров пологой осыпью из щебня и скальных обломков. Дальше чернела заросшая редкой чахлой травой и низкорослым кустарником земля. Ни одного деревца — плохой признак. Сильнее всего дно ущелья напоминало огромную гнилую топь.
Ирис тронула брата за плечо.
— Здесь лучше ты иди первым. Мало ли…
Саши был с ней полностью согласен. Они привязали последний кусок верёвки к тянущемуся вдоль всего склона канату, и Саши скользнул вниз.
Несколько минут — и ноги упёрлись в зашуршавшую гору щебня. Звук показался небывало громким, неправильным в мёртвой тишине, сковавшей ущелье. Саши поёжился невольно, положил пальцы на рукоять меча.
Звук стих, и ничего не произошло. На дне не ощущалось и малейшего дуновения ветра, воздух стоял неподвижно, поэтому любое движение, любое колыхание травы Саши заметил бы сразу. Он постарался успокоить себя, задрал голову, помахал рукой свесившейся с террасы сестре:
— Давай!
Вскоре внизу были все четверо. Саши окинул взглядом спутниц. Тассит настороженно, даже испуганно оглядывается по сторонам, Ирис хмурится, нетерпеливо растирает уставшие руки, одна Тайриш выглядит безмятежной. Нащупала плечо своей спасительницы и улыбается, довольная. Иногда полезно быть слепым.
— Идти нужно, пока совсем не стемнело, — полувопросительно произнесла Тассит.
Спорить никто не стал. На дне ущелья сумерки давно наступили и уже грозили превратиться в полную темень. Ни факелов, ни масла, чтобы их изготовить, у путников не было, а пробираться на ощупь не хотелось. Хорошо, противоположная стена ущелья поднималась близко, рукой подать.
Они двинулись дальше всё в том же порядке: впереди Саши, за ним Тассит, ведущая за руку слепую, и замыкающая маленький отряд Ирис. По осыпи спустились быстро, но, когда под ноги легла чёрная корка грязи, ступать стали осторожнее. Поверхность чуть заметно пружинила — это вполне могло быть топью, покрытой толстым слоем торфа. И ни шеста, ни подходящей палки нет под рукой, чтобы испытать его прочность. Каждый шаг мог обернуться падением в вонючую бездну.
Мир на дне ущелья в самом деле был мёртв. Они прошли его насквозь за час с небольшим и за всё это время не услышали ни одного звука, кроме собственного прерывистого дыхания, не заметили ни малейшего движения. Но всё равно выглядел он зловеще. И ступив вновь на надёжный камень, Саши наконец-то облегчённо выдохнул.
Западная стена не походила на восточную. Это был скорее склон, достаточно крутой, но не отвесный. Гхера и сарр — трава с вьющимся, очень прочным стеблем, — покрывали его живой сетью. Пожалуй, даже Тассит и Тайриш могли вскарабкаться по ней наверх самостоятельно. Но не сейчас. После изнурительного спуска всем требовался хороший отдых. Да и сумерки сгустились настолько, что буровато-зелёная поверхность склона расплывалась, таяла в них. Выбора не было, предстояла ночёвка на дне ущелья. Ночёвка без костра, так как вокруг нет ничего, что годилось бы на дрова.
Перспектива провести ночь в полной темноте Саши не нравилась, хоть он и уговаривал себя, что опасности никакой нет, что ущелье необитаемо. Знания и опыт подтверждали — всё верно, так и есть. Но настороженная неприязнь к этому месту не исчезала.
Спать расположились на покатом валуне, что одним своим боком зарылся в вонючую грязь, а другим упирался в основание склона. Лежать на камне было жёстко, неудобно, даже подстилка не помогала. Но они единодушно решили, что лучше так, чем на поросшей чахлой травой земле. Саши думал, что заснуть и вовсе не получится, то и дело ворочался с боку на бок, вскидывал голову, стараясь разглядеть в темноте дежурившую первой Ирис. Но дневная усталость взяла своё, да и тепло лежащей рядом Тассит успокаивало. Когда сестра тихо потрясла за плечо, он с удивлением сообразил, что спал.
Сколько прошло времени? Долго ли до рассвета? Определить Саши не мог, оставалось поверить Ирис, что половина ночи позади. Он устроился на макушке валуна, ёжась и зевая, завидуя мерно посапывающим женщинам. Сон чудесным способом отогнал вечерние страхи, тьма и тишина, заполнявшие ущелье, теперь казались не зловещими, а просто мёртвыми. Путники были единственными созданиями, проникшими в этот мир. И завтра, на рассвете, покинут его.